Богиня песков - Страница 105

105

Таскат позволил своей интуиции вести себя по тонкой нитке, как ей будет угодно. Вести до конца.

Он с наслаждением прижался щекой к серому, холодному, гладкому камню, постоял так с минуту, чтобы вобрать в себя сладость влажного воздуха…

Вот она, трещина в стене.

Вот она.

Он тщательно осмотрел дом.

Дом, судя по всему, был покинут. На тяжелой темной двери висел огромный замок, фасад давно никто не отмывал, и никто не чистил резные каменные узоры. Окна были закрыты ставнями. Но Таскат знал, очень хорошо знал, что здесь – то место, на поиски которого он потратил целых полгода.

Жаль, что сейчас не войти.

Очень жаль.

Он еще раз окинул взглядом тяжелую серую стену, оперся на трость и похромал туда, где его ждали бедные охранники.

– Что вы тут ищете, господин? – окликнул его какой-то смелый прохожий. – Вы заблудились?

– Портного.

Прохожий сразу перестал быть любезным.

– Еще один! Да неужели для проклятого общего листка дехины значат больше, чем доброе имя нашей улицы?.. Говорят – оплатили заранее, и печатают чуть ли не каждый месяц…

– Так вы говорите, здесь нет?.. – вежливо уточнил Таскат.

– Это улица Хайбурх! Сколько раз говорить! Весну с осенью путаете? Здесь ничего нет! Портные не живут в Осеннем квартале!

44

Сэхра сидел у костра и рассказывал:

Однажды к богине пришли женщины – много встревоженных женщин, взрослых женщин, и у самой старшей из них уже были внуки.

Были женщины с именами и две сахри, державшиеся просто, не боявшиеся поднять глаза. Это обрадовало Сэйланн.

– Мы могли бы учиться и у твоих учениц, но мы не знаем, как! – сказала самая смелая. – Мы знаем, что тот, кто хочет учиться, учится, но нам застилает небо дым, и дыма все больше.

И самая смелая хитро посмотрела богине в глаза.

– Так кто же вам мешает? – так же хитро спросила богиня. – Дети, мужчины, птицы? Хозяйство?

– Хозяйство… – вздохнули они. – Ни куклы, ни мужчины, ни дети не облегчают необходимости заниматься хозяйством. Оно связывает нам руки.

– Просите – махнула рукой богиня.

Женщины долго совещались между собой, а потом попросили как раз о том, о чем Сэйланн долго думала.

– Но вам нужна бумага, написанная моей рукой, чтобы вам верили те, кто умеет читать! Подождите во дворе! – сказала богиня.

Она подумала немного, записала буквами на листке, чтобы не забыть, а потом попросила писца красиво переписать такое:

Богиня разрешает взрослым женщинам с десяти полных лет, понимающим природу своего ветра, селиться в отдельных поселках и учиться там магии, и не пускать туда мужчин и детей, чтобы не мешали, и управляться там, как ученицы сами захотят.

Богиня приказывает не нападать на эти поселения, не пытаться их разорить, торговать с ними по закону. За нарушение границы поселения полагается казнь, которую совершат жительницы.

Любой напавший на поселения сам виноват, не подходите так близко.

Последнюю строчку писец попросил позволения исправить. И богиня тогда переписала послание сама, тщательно, собственной рукой, прикусив язык от усердия, не менее десяти раз.

Не умеющие читать заучили это послание наизусть, и оно стало известно, как Послание Сэйланн, и до сих пор поселения колдуний стоят, охраняемые им. Нетлеющая бумага лежит в доме любой санн на отдельном столике, и ее хранят, как зеницу ока: пока здесь есть настоящее заклинание, записанное на бумаге, стоят и дома, и власть разумных.

Стоило бы, конечно, закопать это письмо под корнями зеленой колючки, чтобы его хранила земля. Но вы же понимаете, добрые люди, что никто и никогда не пойдет на такое.

45

Выходя ранним утром из спальни в поместье своей драгоценной дамы, где его прятали на ночь, Таскат потянул носом и почуял нечто необычное. Он заторопился на улицу – и был вознагражден.

– Я – в академиках! Я – в академиках! – веселый вопль Арады настиг его на пороге. – Смотри!

Это было до такой степени необычно, что он чуть не сел. Арада очень редко вела себя, как девчонка, а уж кричать от радости ей было вовсе несвойственно. Но вот она – бежит бегом от ворот и потрясает каким-то листком, и лента с футляра, из которого был извлечен этот листок, валяется в траве. Пренебречь помощью слуг – запросто. Прыгать и кричать – запросто. Где же тот серьезный ученый человек, с которым они ночь напролет рассуждали об особенностях жизни в разных землях?

Хотя, если этот человек громко кричит «я» – значит, вот она, эта серьезная ученая дама.

Таскат подхватил Араду на руки и закружил ее в воздухе под деревьями.

– Академики – это как?

– Это так. Мое членство в Академии истории и культуры – вопрос решенный. Они возились с этим два года, и теперь я могу… Я могу! Они издадут любую мою книгу под своим покровительством, я смогу преподавать, я смогу набирать учеников из высокородных! Я почти как маг в башне! – Она рассмеялась.

Он отнес ее в дом и усадил на стул. Арада взяла расческу и стала торжественно причесываться, выбирая из волос пыльцу и семена.

Таскат был растроган. Если кто-то при дворе заслуживал такого звания, то это была именно Арада. Монография о старинных обычаях окраинного населения Аре, единственная прочитанная им действительно умная книга за два года, была не единственным ее трудом, который успешно расходился бы в среде образованных людей. Хотя – как он мог оценить эту среду? Разве что по нескольким занудам, специалистам в области экономики и горного дела. И еще по той реакции, которую вызывало у них имя Арады…

Впрочем, к воронам эту, так сказать, реакцию. Известность – это известность.

105