Иногда солдаты Его священного величества отказываются выполнять наш приказ и уходить из городов. Нас просят о помощи, и мы задерживаемся.
Мой отряд уже не отряд: для того, чтобы остановиться, нам приходится разбивать военный лагерь. Я вынужден отсеивать всякий сброд, распутников и торговцев, но некоторых из этих глупых людей – наоборот, брать с собой, потому что многие из этого сброда следуют за нами по пятам, стараясь держаться тропы, проложенной нами. Легче держать их под своей рукой, чем убить или прогнать. Боюсь, как бы не взбунтовались уже против нас местные жители. Мы подняли мой флаг и объявили его флагом паломничества, но только красота этих мест спасает меня от того, чтобы вспылить и сжечь очередную деревню, через которую мы проходим – и мы приручаем их. Накорми и напои Твале, и дай ему отдохнуть как следует, потому что птица не привыкла летать там, где воздух склеивает перья. Зубы у него совсем стерлись, корми его хорошо.
Если даже очередное письмо с новой птицей запоздает, я не буду в обиде.
Тай л й м
письмо второпях
Драгоценная Эммале! Я посвящен!
Пишу тебе с великой радостью и тем ликованием, которое слишком огромно для моего сердца, и говорю тихим голосом, чтобы не разбить стен этого мира.
Мы торжественно, развернув флаги, подошли к подножию рукотворной горы, в которой находится храм. Служители зажгли внутри огни, но не вышли, очевидно, опасаясь такой толпы. Возможно, мои подозрения смешны, а возможно – нет.
Тогда я увел войско – теперь это уже было войско, три сотни человек! – в лагерь, веселиться и петь песни, считая дневную добычу (мы разбили укрепившийся здесь отряд имперских солдат, который никто до нас не мог выбить с подступов к храму, и только поэтому люди устроили нам хорошую встречу), а сам, не отдыхая после похода, поднялся в храм и лег на ступенях у входа в него.
Я оставался там три дня, не упрашивая, но утверждая, и служители открыли ворота, допустив меня в святая святых. Там я делал то, о чем нельзя говорить никому, но о главном скажу: я зажег огонь на жертвеннике молний.
Ритуальная цепь посвященного теперь моя: бог дал мне знак о том, что доволен моим служением. Письмо богини передано и прочитано. Я посвящен, но меня не допустят к высоким тайнам, пока не сделаю определенных дел. Я расскажу тебе, как и что, когда мы вернемся.
После этого мы провели несколько дней близ храма, рассказывая о том, откуда мы пришли и что происходит у нас. К нам присоединилось много охотников, лесных людей и маленьких людей, которые разводят зубастых птиц, таких же, как Твале, только меньше, и охотятся с ними.
Скоро мы будем дома.
Я возвращаюсь из похода, обремененный армией в пять сотен, а к тому же – и здешними стрелками, которые лучше прочих, чужими людьми и их копьями, слухами, песнями, рассказами и домыслами, и многое, о чем не расскажу богине, расскажу тебе, потому что это – для тех, кто любит и любим, и это – настоящее.
срочное сообщение, переданное через башни
Тайлем, Мне\нам снится это существо. Существо с радужной чешуей. Я встревожена.
Оно говорит, что войска императора подходят через Айдор со стороны Ти и Большого оазиса, и я собираю отряды.
Скоро родится твой сын или дочь, поспеши.
Эи
Однажды верные обвинили в преступлении человека, приехавшего посланцем от войск Его священного величества. Он говорил с богиней, добился успеха в своем деле – речь шла о том, чтобы обменять пленных – но его слуги, говоря о мире, привезли с собой и продавали отравленное вино, и многие люди умерли от этого, не успев выпить противоядия.
Кайс успокоил разгневанных верных и сказал, что этот человек очень хитер, но вряд ли ему приказывали делать так. Может быть, он приехал сам по себе, а посольский знак – поддельный? Боясь гнева богини, никто не стал бы убивать два десятка человек, чтобы потом сшиблись две армии.
– Как тебя на самом деле зовут? – спросили этого человека, но он молчал.
Его не стали бить, оградили от разъяренной толпы и повели к шатру Сэиланн, но в тот день богиня была среди строителей и ученых, и ученица передала ей эту весть, а приехать она не могла. Ее ответ был – подождать до ночи. Верные разъярились и требовали немедленного суда.
– Она сожгла моих родичей, когда была еще грязной сахри – сказал отравитель. – Я хотел бы убить ее, но не смог. Если несколько десятков ее слуг умрет, и то будет хорошо.
Мы знаем, ты мог бы встать в строй соплеменников и встретиться с нами в бою, если хочешь нашей смерти, но ты не стоишь того – сказали ему.
И Кайс, посоветовавшись с людьми, решил не сажать его в подземелье, не ждать, когда вернется богиня, а приказал накинуть ему удавку на шею.
Когда богиня решила вернуться в лагерь, было уже поздно, и тело отравителя лежало на песке между факелов, освещавших ночью его смерть.
– Что вы сделали, глупые люди? – спросила она взрослыми словами. – С его смертью начнутся наши неудачи, ведь равновесие нарушено; самозваный или нет, он был посол – и теперь на нас двинется войско, которое мы не сможем победить!
– И будет славная битва – ответил Кайс. – Неужели мы опять будем рядиться с нашими врагами, воюя словами, как это было до сих пор?
– Как человек может быть настолько глуп? – спросила богиня. – Узнай теперь на себе, что такое настоящая глупость! И Кайс схватился за виски и пошел, шатаясь, между своих воинов, которые с ужасом смотрели на него. Он упал и начал корчиться на песке.
– Будет печаль – зло засмеялась Сэиланн. – Будет печаль, и вы готовьтесь к ней.
Вот так-то. Богиня не всегда может остановить то, что начала богиня. Но если богиня научит думать об этом простых людей, ей повезет много больше.