– Ах, какая печальная история, – бормотал он, подбрасывая на ладони синий диск. – Так заканчивают свой путь все шпионы. Очень, очень грустно. А теперь надо попасть домой, потому что уже начинает светать…
Он накинул на голову капюшон плаща, подвигал лопатками, обретая обычную для этих мест сутулость, и тихо-тихо заскользил по тропинкам вниз, как змея, стараясь не выдать себя ничем. По дороге прошел отряд, возвращаясь в город, и осталось немного времени, чтобы отдышаться, оглянуться, обойти по тропе, ближе к городу – выйти на открытое место… Если бы не хрустнула ветка, человек, стороживший у дороги, не обратил бы внимания на то, что здесь кто-то есть.
А так этот человек решил, на свою голову, не найдя никого, углубиться в лес по тропинке, пройтись по руинам, обратить внимание на просвет в зарослях, чуть не свалиться в подвал, вернуться и и вызвать подмогу.
Следы драки в темноте человек не разобрал, кроме изломанных кустов, а утром уже все было истоптано так, как будто в гости к старику посмертно приходила целая толпа поклоняющихся тэи.
Заваленный вход разобрали. Один из накопителей молний в подвале, как ни странно, остался цел. Его не могли вытащить наружу и поэтому не тронули, поставив рядом охрану. Накопитель был меньше обычного, его стоило изучить.
При необходимости можно было починить машину, стоявшую рядом.
– Найдено гнездо злоумышленников – доложили начальству бравые подчиненные.
Советник в вопросах верности, получив доклад, в ужасе рвал на себе волосы. Погибший был его правой рукой, и то, что его тело со сломанной шеей и следами ожогов было найдено именно в руинах, значило только одно: многие секреты теперь известны давним, страшным врагам.
Разумеется, он сурово наказал тех, кто вздумал искать на холмах гостей с другой стороны неба, в то время как неведомые враги государства пытали и убивали его человека.
Эта страна, кричал он, ни одной ночи не может прожить спокойно!
Первый раз, входя в притихшее селение, Сэиланн крикнула:
– Кто здесь правит – матери или дочери?
– Матери – раздался ответ.
– У меня не было матери – оскалилась богиня. – Чем вы лучше меня?
Сэиланн приказала уничтожить селение, сравняв его с землей, сожгла дома и двинулась дальше.
Входя в следующий поселок, побольше, она спросила:
– Кто здесь правит – матери или дочери?
– Мужья! – крикнул кто-то в ответ.
– Правдиво! – кивнула Сэиланн. И велела сжечь дома, а жителей, оставшихся в живых, заставить работать, чтобы кормить отряды.
Подойдя к третьему поселку на этой дороге, меньше остальных, она не встретила покорности, а услышала отборную брань, и из-за песчаного холма вышла женщина в разодранной юбке, лохмотьях и нескольких покрывалах.
– Кто ты? – спросила Сэиланн.
– Я – старшая дочь этого племени, и ты не пройдешь дальше! – крикнула женщина. – Меня зовут Эммале, а у тебя нет имени!
– И что же ты будешь делать, уважаемая, гордящаяся именем? – засмеялась Сэиланн.
– Я побью тебя любым способом, который ты выберешь! – заявила женщина и взмахнула подолом. Из него выбежала тысяча мелких зверьков и скрылась в зарослях кустарника.
– Смотри – причинишь нашим людям зло, и мои крысы сгрызут тебя!
Сэиланн двинулась к ней, разозлившись и забыв о силе, но только она подбежала к Эммале, чтобы дать ей пощечину, как из-за холмов вылетело сто скрученных из тряпок кукол-воинов, и все они набросились на Сэиланн.
Сэиланн сожгла их, но Эммале убежала.
Богиня хотела сжечь и деревню, но молнии не могли коснуться деревни. Вокруг нее был медный круг, и приблизиться к нему не мог никто, потому что на краю его стояла Эммале и яростно бранилась.
Тогда воины богини осадили деревню, как большой город, и месяц не двигались с места. Соседние деревни не оказывали им помощи и ждали их смерти, но сэи запретила воевать с этими непокорными, пока не переспорит Эммале.
Каждый день Сэиланн выходила к границе медного круга, которым была опоясана деревня, и перебранивалась с Эммале, а потом они садились разговаривать.
Видя это, жители окрестных деревень не могли понять, жить им или умирать, и мало-помалу начали приходить к стоянке сэи и торговать с войсками богини, а некоторые старейшины заключили с ней временный мир.
Но когда Сэиланн стала предлагать им пойти под ее руку, они сказали:
– Не вини нас, сожги нас, но здесь есть Эммале.
На следующее утро Сэиланн пришла к медному кругу, но не стала смеяться или разговаривать, а сказала:
– Я вижу, что здесь правят дочери. Никто не хочет заключать с нами мир, если того не захочет Эммале. Может быть, Эммале захочет мира со мной?
– Если бы дело было только в том, хочу ли я мира! Ни одна женщина из рода, старшего, чем мой, не войдет в это селение до тех пор, пока я не выйду замуж – сказала Эммале – а твой род старше.
– Я могу и не входить – ответила Сэйланн. – Мне достаточно твоего слова.
– Если бы дело было только в моем слове! – сказала Эммале. – Здесь стоит мой дом и живут мои родители, а они уже слишком стары, чтобы снова родить такую хорошую колдунью, как я! Но я все живу здесь и живу, и не могу никуда уйти, а наш род очень велик, везде мои родичи, и мужа мне не найдется – разве приедут они из дальних краев? Поэтому я всегда должна быть здесь и развязывать узлы спора наших племен. Если я подчинюсь тебе, кто будет приходить ко мне за решением? Они будут говорить – все решила Сэиланн, а Эммале умерла.
Она сплюнула на песок, и он задымился.
– Любой ли узел ты можешь развязать? – спросила Сэиланн и кинула ей моток красных ниток.