Добровольцы были поражены.
Свалка была не то чтобы огромная, но это была настоящая свалка.
По меркам Исха город мог считаться большим. Эммале поразило то, с каким ужасом люди, спасающиеся от неведомых вооруженных оборванцев, побежали за тридевять земель и оттащили на свалку все, от чего не смогли избавиться. Или увезти с собой. И ведь, главное, не бросили в домах, не оставили на улице, а свезли на ближний пустырь, где торчат какие-то древние обгорелые развалины! Что это за неуместные суеверия?
Верные немедленно разбрелись по пустырю и стали выхватывать из мусора под ногами всякие нужные вещи. Нужных вещей было множество. Правда, все они были какие-то громоздкие, например, длиннющий стол, огромная стойка для оружия или пробитая деревянная лохань для мытья. Лохань могла принадлежать знатному господину. Что они тут, все с ума сошли, даже высокородные?
– Осторожно! – крикнула Эммале. – Здесь могут быть ловушки!
– Какие такие ловушки, санн? – отмахнулся пробегавший мимо верный. – Разве что провалимся во все это по колено.
Кто-то с энтузиазмом тащил за собой две длинные доски, кто-то – сунул под мышку моток веревки.
По развалинам носился мальчик лет десяти, громко крича: «Ой! Настоящие двери! Смотрите, у меня будут настоящие двери!»
Интересно, подумала Эммале. Куда это он собрался их пристроить? Сделает из палатки большой-большой шкаф с полками?
Она уже собиралась заорать во всю глотку, дескать – хватит таскать всякую ерунду! Проклятая деревенщина, бродяги! Но потом ей пришло в голову, что проще будет дать им успокоиться естественным способом. Половину этого барахла они бросят по дороге, а потом Сэиланн припечатает их какими-нибудь запоминающимися словами о вредности ненужных вещей.
Раньше Эммале не понимала, откуда это у нее. Теперь начинала понимать. Кроме того, если долго кочевать, негде оставлять всякое барахло.
С края площади донесся вопль. Эммале поспешила туда, а добежав, изо всей силы врезала по шее какому-то верному, зажимавшему в угол пожилого торговца.
– Ты что делаешь, зараза?
– Он вытащил свою жаровню, готовит жратву, а нам не продает, у нас денег нет – начал объясняться верный. – Стоит на ровном месте и варит, как дурак. Я, конечно, не воин и не колдун, но и у меня гордость есть! Влепил ему пару раз хорошенько.
Эммале мрачно посмотрела на парня, потом на торговца. Потом опять на парня. Торговец съежился.
– За… зачем это ты тут остался? И зачем вылез торговать, если торговать не собираешься? Ты дурак, никар? – вежливо спросила Левая рука Богини, стараясь не употреблять непонятных здесь бранных слов.
– Я вообще уезжать не собирался, уважаемая, – стал оправдываться он. – Все уехали, а я-то не боюсь! Я даже заработать решил. Только я думал, что у вас деньги будут, а у вас не то что денег нет…
– Ты идиот, – вынесла приговор Эммале. – Тимма! Ты у нас был вором?
– Ну, я, – разулыбался Тимма.
– Сэиланн говорит, что каждый вор должен заплатить в свое время.
– Так я же воровал, потому что голодал. Я не буду тянуть со свалки всякий шерех.
– Ну вот теперь и заплатишь. Бери черпак, становись и вари суп. А то люди скоро пойдут грабить дома. Вот и подходящая работа, и город удивится. А этот пусть уходит, он нам не нужен. Иди, дурак, возьми десять монет. У меня есть.
– А-а-а-а… А почему так мало?
– За наем жаровни – отрезала Эммале. – Жизнь я тебе сохраню бесплатно. Тимма, скажем им, пусть не грабят даже открытые лавки. Пусть все знают, что мы не за этим пришли.
Она знала, что говорила. Ни к чему грабить дома, когда в доме правящей семьи, в подвале, арсенал, и птицы в загонах бойни сидят некормленые, но вполне упитанные. Мелкое голодное зверье полезет из подвалов, требуя объедков, когда мы вернемся. А золото… Золото можно взять иным путем. Золото во многих связках бус отдадут честные горожане, чтобы вернуть себе город. И тогда армия богини уйдет.
Эту славную шутку придумал, как обычно, Кейма, зная, что войск поблизости мало, а в преддверии дождей люди захотят вернуть свои дома.
Если кто-то столь глуп, чтобы удрать из своего дома, пускай выкупает его обратно!
В белой длинной палатке было пусто – даже пол не стали настилать.
Сегодняшняя чехарда не коснулась учениц – их просто не отпустили. Странно, что не нашлось недовольных. Все пустые города одинаковы? Или не все? Этот город был пустой. На что там смотреть?
Эммале медленно шла вдоль ряда девушек, проверяя, как они справляются.
Все ученицы сидели, закрыв глаза и вытянув руки перед собой, туда, где должен был образоваться шарик мягкого света. Но Эн, новенькая, сидела с открытыми глазами, уставившись вдаль, куда-то сквозь белую ткань палатки. Ее шарик лежал перед ней на песке. Он казался плотнее, чем у других, и свет в нем почему-то не иссякал.
Эммале топнула ногой. Эн вернулась на землю и удивленно посмотрела на нее – мол, задание выполнено, чего вам еще желать?
– Эн!
– Да, санн? Я вас внимательно слушаю.
Задание и вправду было выполнено. Поэтому Эммале только шумно вздохнула, чтобы не тратить силы на ругань, и устало спросила;
– Эн, ну куда ты смотришь?
– Прошу прощения, санн. Я считаю.
– Кого? Форра? Нитки? Дырки? Комаров? Ящериц? Что здесь можно считать?.. Что?..
– Людей, санн. В мире очень много людей.
– Зачем?.. – простонала Эммале.
Эн пожала плечами и опять уставилась в неизвестность. Ее богами были простые числа.
Ей хотелось бы точно знать, сколько именно людей на свете. Ведь если вспомнить, сколько человек ты видел за один день, а потом обойти страну, возможно, получится узнать, сколько в ней людей, но рассказывать об этом кому-то бесполезно. На свете вообще очень много таких вещей, о которых бесполезно рассказывать. Это называется тайна.