Богиня песков - Страница 124

124

Незнакомый рог трубил все громче.

С дальнего склона, более пологого, надвигалась лава всадников. Их тоже возглавлял человек на колеснице, запряженной рлеи.

– Ишь ты… Этого нам не сообщали – с ненавистью прошептал себе под нос оруженосец. – Откуда здесь такие высокие гости?

– Замолчи.

– Ай, Белые хвосты слишком близко подходят. Ай, что за…

– Вестников ко мне, быстро! И не скулить!

Ничего не поделаешь, понял он – квара всадников с белыми хвостами на копьях уже мчалась вперед, не слыша сигнала, и по неосторожности главы подошла слишком близко. Ружья противника на скаку дали слаженный залп, и передние птицы попадали, унося с собой седоков. До второго залпа оставшиеся успели врезаться в ряды неприятеля и не дать стрелкам воспользоваться преимуществом, но было уже поздно: теперь отряды Тайлема оказались связаны превосходящими силами. Теперь уже он отдавал команды, силясь собрать войско обратно.

– Перестроиться! – раздавались крики. – Отступаем!

Тайлем не знал, откуда взялись эти люди и почему разведчики так оплошали. Сил было вдесятеро меньше, чем нужно.

Он понимал, что засада раскрыта. С холма очень хорошо было видно, как смыкается клюв имперских войск, окружая обреченную «стрелу», успевшую войти в «болото» почти целиком. О, как же к месту неприятельским солдатам это неожиданное подкрепление… И здесь его накрыло то самое отчаяние, которое приходит к человеку темной волной и идет, как туча, накрывающая город.

– Темно! – закричал Тайлем, в ярости ударив кулаком по доспеху. – Здесь темно!

…И стало темно.

Шорох песка превратился в шелест прибоя. Он замер, видя, как темнота заливает пустыню, подступая к глазам: сбиваются с шага неприятельские отряды, вопят отчаянные всадники на острие стрелы; подножие холма, середина неба, все небо… Темно. Темно.

– Луна… – прошептал он, не веря своим глазам. – Луны не хватает… Как я буду умирать без света?

И на небо вышла луна.

Луна была обычной, круглой, слегка приплюснутой – и неестественно белой.

Ему было некогда думать, что здесь не так. Он бы мог подумать, что сошел с ума – но уже бежал к нему, увязая в песке, оруженосец, чтобы сообщить уже известное – поражение близко, и надо было отправить гонца к стрелкам, и скомандовать макенгу, чтобы приготовили свои сильные луки, и пехотинцам, которые просчитались, обходя с фланга, и…

И он понял, чего делать не следует, и сделал именно так.

– За мной! – крикнул он, хватая копье и сбегая с холма. – Ну!..

Оруженосец помедлил, но привычка к подчинению взяла верх. Они направлялись туда, где отряд, отрезавший «стрелу», встретил самое сильное сопротивление.

Командир темных стрелков присвистнул и скомандовал лучникам занять позицию повыше. У них был большой опыт войны с усмирителями границ. Ружья и арбалеты всегда оказывались сильнее, но арбалетчиков уже вырезали айдисы, оправдав свою смерть. А ружья никогда не били так далеко, как составные луки макенгу.

– Прикрой!

Клин всадников врезался в мешанину, как нож в сердцевину плода.

– Шерех, шерех, что он делает! – завопил кто-то в гуще отряда, затем раздался свист деревянной дудки, которым глава скликал своих воинов, и копьеносцы побежали, увязая в песке, за сошедшим с ума предводителем.

– Кайме! Кай!

Длинная вереница солдат бежала им навстречу, карабкаясь на холм. Спустя несколько минут они попадали на песок, и атака захлебнулась. Надо было успеть воспользоваться неожиданной темнотой, пробиваясь к намеченному месту. Из подбитой колесницы, обрезав постромки, выпрягали ошалевшую рлеи. Колесничий, раскинув руки, лежал

рядом, сияя серебряным шитьем плаща полководца, приготовленного для триумфа, для легкой победы. Тайлем вскочил на спину ящерицы, которая уже начинала биться, и усмирил ее ударом древка.

– Ойе! Мы победим! – прокричал оруженосец, оскалившись. – Такого еще не бывало!

Он вытащил меч, воздев к небесам свой флажок, и заорал что-то неразборчивое. Люди потихоньку стягивались обратно под знамя, видя полководца, летящего верхом. Темнота их уже не пугала, и ярко светила дневная луна.

Левое крыло противника схлестнулось с оставшимися исхере, и исхере начали теснить вопящих солдат, не понимающих, почему день сменился ночью.

Перепрыгнув через мертвые тела, лежащие загородкой, взнузданная ремнем тварь с Тайлемом на спине понеслась во главе отряда. Ряды противника смешались, строй рассыпался, и лучники, выбравшись на удачную позицию, били сверху, не боясь промахнуться. Сшибка превратилась в безумный водоворот, в котором можно было рубиться хоть с закрытыми глазами – некогда увидеть лицо врага.

Лава разбрелась по склону, и седоки пытались усмирить взбесившихся птиц. Макенгу воспользовались этим и продолжали стрелять по всадникам, и Тайлем порадовался, что оставил их на холме.

– Кайме-е-е-е!

Счет расстояния шел не на мерки, а на миги. Рассерженная рлеи рычала и прокусывала доспехи, мотая головой направо-налево, ремень был перекушен давным-давно, и Тайлем с трудом держался на хребте, когда ее когти находили добычу. Он бил ее древком копья, чудом держась коленями и заставляя поворачивать налево и направо. Солдаты в ужасе кричали, пытаясь убраться с дороги. Неутомимая тварь была скользкой, не то что панта. Но с каждым ее прыжком они приближались к цели.

Вот гвардия… Вот охрана… Вот колесница полководца, такое же бесполезное сооружение.

Все оказалось очень просто. Сейчас все было так просто, что он удивлялся, почему не понял этого раньше. Оставалось только не дать себя ударить.

124