– И все… – Эммале погладила ее по голове. – Спи. Мы свободны до вечера.
– Ученицы…
– Я займусь. Спи.
Сквозь ресницы и летящую волну темноты ей был виден высокий, черный силуэт Эммале, растворившийся в золотом свете. Кто-то забыл закрыть дверь.
У двери встал десяток вооруженных воинов. Если богине нужна открытая дверь – она будет открыта. Главное – охрана.
Было поймано несколько человек, желавших зла богине. С ними расправились по всей строгости, с двумя – еще до суда. В таких случаях главная помощница богини впадала в ярость, и дело не ограничилось виновными. Больше никто не старался поступить с врагом вопреки закону; никому не хотелось сгореть или быть изгнанным.
Говорили, что один из пойманных, несколько недель проживший среди верных, еще не успел ничем навредить, и его собирались отпустить. Но он позволял себе повторять слово в слово закон об изгнании магов, где были названы причины истребления непокорных, и некоторые воины соглашались с его словами, думая, что сэи слишком многое позволяет ученицам.
Зная это, богиня отдала приказ ученицам овладеть необходимым умением стрелять из ружей, а когда решала судьбу смутьяна, ограничилась несколькими словами;
– Закон может принять только живое. Это неживое. Убейте…
Через месяц войско Сэиланн покинуло окраины Исха, оставляя город Соньи, окруженный медным кругом. Принимать бой легче было на открытом месте: маги сражаются там, где места больше. Кроме того, сэи никогда не нарушала своих обещаний. Она обещала не отдавать город на растерзание.
В городе до поры осталась квара воинов, поддерживающих Закон, три советника, несколько колдуний и один старейшина, родню которого не тронул никто.
Старейшина был благодарен.
Игры проводились каждый третий день месяца.
Еще затемно близ Круглой площади, у зеленых колонн большого дома, принадлежащего неслыханно богатой вдове Чанк, начинал толпиться народ, а потом выстраивалась огромная очередь – большая, двоившаяся, сходящаяся, оплетавшая улицу, как лиана. В дождь, в холод или в жару очередь стояла нерушимо.
К рассвету начинались выдачи карточек. Одна карточка – один дехин.
На любой карточке любой умеющий читать был способен разглядеть написанный яркой краской номер. Номера не были заверены волшебным образом – еще чего, кто теперь так делает! – но за их подделку полагалась смертная казнь. Хитрая краска имела особый состав.
В домах уверовавших в чистую науку богатых людей теперь стояли особые печатные станки.
К полудню на крыльцо выходил какой-нибудь младший жрец, пользовавшийся доверием вдовы Чанк, и выносил на вытянутых руках плакат, где все желающие могли разглядеть крупные цифры. Кто находил на своей карточке такую цифру, мог получить четыреста сорок дехин. Были выигрыши и поменьше.
Деньги были безумные, хоть и не десять тысяч, и толпа осаждала дом, вопя и завывая. Порой через нее протискивался счастливец и заявлял свое право у самых ворот, потому что раньше его бы затоптали, отобрав счастливое число. Но еще чаще не находилось ни одного счастливца.
Находились те, кто днями и ночами высчитывал шанс на получение карточки. Никто не знал, откуда взялась эта игра – говорили, что это очередное торжество научного подхода, позволяющее бедному человеку добиться своей мечты – и никто не знал, как выбирают счастливое число.
Говорили, что из доставшихся тебе карточек, номерами от одной до шестидесяти, нужно составить число четыреста сорок, и тогда улыбнется удача.
Во всех концах империи было одно и то же. Людей охватила лихорадка. Прихлебатели богатых людей, бедняки, с трудом наскребавшие на одну карточку в неделю – играли все, и все считали свой выигрыш во сне, наяву получая несколько монет. Находились умельцы-перекупщики, скупавшие карточки по пятнадцать дехин и продававшие пять штук по сто: не счесть было поддельных карточек и замусоленных карточек, которые пытались предъявить по второму разу: не счесть было мошенников.
В домах придворных, которым в эту игру играть было запрещено, шли безденежные розыгрыши, которые оказались не менее увлекательны. Правда, до игры-на-жизнь все же не доходило.
Его священное величество читал за завтраком важные письма – сегодня он читал их сам – и хмурился, комкая край скатерти.
В молодости он был не больно-то величествен, да и сейчас не мог усидеть на месте. Когда мир стал черно-бело-серым и приглушил свои звуки, это только усилило желание постигать его с помощью других чувств и способов. Чем больше ходишь, тем лучше думается. Поэтому он отложил в сторону нож и двузубую вилку и начал мерить шагами зал, что-то бормоча.
Лица слуг стали еще более каменными.
Зал был не такой уж и большой, и поэтому через пятнадцать шагов к нему начало возвращаться хорошее настроение, но письмо он оставил на столе и изредка поглядывал на него. Потому что поклонение духу чистой науки – хорошее дело, но то, что могут натворить его последователи, стоит всегда проверять.
Денег всегда не хватает, даже если ты правишь целым миром… Год назад ему подали прекрасную идею. Зарабатывание денег любыми способами он не одобрял, но тут входил в дело господин советник по торговым вопросам. Откуда он только взял эту игру? Сам придумал? Он в который раз объяснил, что любая растущая армия требует массу денег, и объявлять игры проще, чем повышать налоги. И действительно – новомодная игра прижилась, и регулярные сводки из разных городов доказывали: воистину низкорожденные больше любят играть, чем работать. А он никогда в этом и не сомневался.