Они бывали даже на публичных показах познавательных опытов жрецов, которые все больше и больше напоминали торжественные службы. Чистая наука занимала все больше места. Конечно, у них и были теперь храмы: то один, то другой музей или театр, а то и часть богатого дома частично перестраивались под эти громоздкие представления. Хотя, насколько понимал Таскат, толпа на такие пышные действа смотрела без особого интереса. Это его радовало.
Теперь они ходили по улицам Аар-Дех вместе, в сопровождении свиты и нескольких человек охраны, и Таскат чувствовал, что соглядатаи теперь не в состоянии подойти близко. В моду среди золотой молодежи этим летом вошли прогулки пешком: такая привычка могла шокировать разве что стариков, ведь все знали, кто в этом виноват.
В общем и целом, настоящей известной личностью быть оказалось очень и очень легко. Нужно было только все выучить и спать два часа в сутки.
Шахматы вошли в большую моду. Последнее время все любопытные люди делали ставки, а все разговоры были только о популярности или непопулярности шахмат и прочих смешных развлечений в связи с положением Таската – и, конечно же, об успехах прекрасной Хэнло Арады.
Советник по военным вопросам как-то снова изловил его в коридорах верхнего яруса:
– Отчего вы тогда не приняли моего приглашения на игру-на-жизнь, дорогой друг?
– Меня задолго до вас пригласила некая дама – отрезал Таскат. – поверьте, этой даме тяжело отказать. У нас ее зовут Корпорация.
– Неужели? Бедняга… С таким носом вам следует быть благодарным кому угодно. Даже вашей Корпорации.
Таскат покачал головой. Неужели этот человек ревнует? С чего бы вдруг такой интерес? Плоский нос не стоит плоского юмора…
– Вам известно, что я не могу принимать такие приглашения, как ваше – я один в своем деле и не могу его покинуть. – Он вздохнул. Рост позволял ему не очень задирать голову, глядя в глаза сопернику. – Вы знаете, что я говорю серьезно. Ведь между требованиями начальства и Арадой сейчас я выбрал Араду.
Советник по военным вопросам оценивающе посмотрел на него;
– Вот как? И она уже приглашала вас домой? И чем же вы занимались, друг мой?
Таскат улыбнулся. Не стоит так откровенно интересоваться чужой постельной доблестью.
– Играли в шахматы.
– Я могу вас поздравить? Вы попали в число ее жертв?
– Нет. Вы неправильно поняли. Мы на самом деле играли в шахматы. И ничего более. Вы не забыли случайно, откуда я здесь взялся? И куда я уйду потом?
Советник моргнул.
– А чтобы вы не сомневались, – продолжал Таскат – я приглашаю вас наконец обыграть меня, чтобы я попал в число ваших жертв. У меня всегда с собой маленькая доска. Идем, идем…
– Вы трусите – сжал кулаки советник. – У вас не хватает смелости даже заявить о…
– Если бы я трусил – вежливо перебил его соперник, глядя снизу вверх – я бы не стоял сейчас здесь и не говорил бы с вами. Выше меня на голову, шире меня в два раза, на высоком посту, вы вооружены, я – нет. А вы отказываетесь от игры со мной, как будто вооружен я. Ну как, продолжим?
Высокородный смутился, но отказываться сейчас было неразумно. При всем своем могуществе и знатности он не мог отказаться от вызова, сделанного столь тактично. Неужели он боится проиграть малорослому господину посланнику? После этого можно начать терять лицо.
Час спустя он покидал гостиную, понимая, что ему, несомненно, не повезло. И так не повезло. И этак – не повезло…
Ставки на популярность шахмат при дворе росли с каждым днем. Таскат с ужасом смотрел, как игра становится престижной, и ему приходилось напрягать все силы, чтобы выигрывать у таких умнейших людей, как госпожа Эрини.
Волнения интересов выходили за пределы, приличествующие благородным людям. Начали образовываться группы людей, требующих запретить шахматы при дворе, людей, играющих в шахматы на деньги, и людей, продающих драгоценные шахматы. Был организован клуб любителей заменять дуэли шахматным сражением. И даже прием ставок и пари для некоей малой группы лиц, не приближенных к императору, но желающих всегда быть в курсе дела. Посланник задумался о том, не проще ли было показать им какой-нибудь сенет, но было уже поздно.
Вскоре его священное величество опять призвал его к себе. Шахматную доску им изготовили по специальному заказу. Она занимала целый стол, и Таскату приходилось тянуться и нагибаться, чтобы поднять тяжелую ладью или украшенного черным камнем короля.
Съедобных фигур пока не изготовили. Так что сейчас он сидел за столом, как высокий гость, с Его священным величеством, обдумывал следующий ход, стараясь не паниковать, а в голову лезло совершенно иное.
Вчерашний визит к юноше Ольмитту был очень тяжелым. Сначала Хэнрох Ольмитт не поверил, что цели Таската благородны. Потом не поверил, что это не проверка, учиненная любопытным вымогателем. И, наконец, уже сообщив имя вымогателя и сообщив посланнику содержание нескольких бесед, не поверил, что Таската можно отпускать живым. Заказав магическое убийство нескольких кредиторов, люди начинают страдать некоторой подозрительностью. Особенно если оно пока что не удалось.
Высокородный щеголял сейчас несколькими впечатляющими синяками и в силу природной впечатлительности отлеживался дома в постели, а Таскат раздумывал, что ему теперь с этим делать. Что он скажет? «Здорово бьет этот бледнокожий?» А насколько здорово? Или никому не скажет.
Ладно. В крайнем случае скажу – потерял терпение. Ольмитт частенько позволял себе хамить кредитору…
Раздумья оборвал желчный вопрос.